Начало первого дня Круга Тишины.
Сегодня тот день, когда Владыки перестают говорить со своими жалкими слугами, недостойными даже в своих нечестивых мыслях видеть то величие, что олицетворяют собой Рэн-хара.
Во время Круга Тишины, Рэн-хара перестают доносить до своих недостойных слуг, Амал-аш, свою волю и тогда демоны должны приносить самые великие жертвы, дабы вернуть себе благосклонность и прощение Владык.
Но если же жрецы по окончанию Круга Тишины так и не могут услышать глас Рэн-хара, то тогда недостойный жрец должен быть ввергнут в изначальное пламя и предстать пред взорами Рэн.
Тогда он либо получит прощение и новую жизнь, или же он будет проклят и, вечно будет жить среди своих собратьев, став одним из Кхаш.
Нет для Амал-аш наказания страшнее, чем вечное проклятие Кхаш. Будучи величайшими, из великих, они теряют все. Могущество, почтение, возможность слышать Рэн-хара, все это покинет недостойного.
Быть жалким рабом у тех, кого они почитали за скот не достойный слышать их речи…
Жрец содрогнулся от страха от одной мысли об этом. Нет… Он никогда не прогневит своих повелителей и никогда они не отвернуться от своего преданного слуги.
Служитель пламени опустился на колени пред алтарём и начал тихо возносить молитву своим Владыкам, которые разгневались на своих жалких слуг и отвернулись от них, наказав недостойных своим молчанием.
Он не громко шептал слова молитвы, в которой он возвеличивал Рэн-хара, превозносил их мудрость и могущество…
- Повелитель… - Вдруг донёсся до жреца писклявый голос.
Слова молитвы затихли… Посох выпал из руки жреца, а сердце его сжалось в ужасе и отчаянье.
Жалкий раб! Он осквернил храм своим присутствием во время Круга Тишины!
Очень медленно жрец поднялся на колени и развернулся к Кхаш осмелившемуся вступить в храм Хара.
Рэн проклянут его… Они проклянут весь город!
- Ничтожный! – В ярости взревел жрец. – Как ты осмелился, вступить в храм?!
В несколько мгновений он подошёл к бедному Кхаш, что вжался в стену от ужаса, и вырвал сердце этого раба…
Все потеряно.
Окровавленное сердце этой ничтожной твари все ещё бьётся в его руке… Но жрецу более не было дела ни до чего. Храм был осквернён.